На фото: министр регионального развития России Виктор Басаргин, глава Росстроя Сергей Круглик, генеральный директор РСС Михаил Викторов, председатель правления Самарской гильдии строителей Любовь Аристова.

Создание системы саморегулирования в строительной отрасли в 2008-2009 годах зависело от нескольких ключевых решений и нескольких ключевых фигур. Одной из них был Министр регионального развития России в 2008-2012 годах Виктор Басаргин. Именно он сказал «да» системе СРО – и сегодня мы отмечаем 15-летие этого решения. Но как оно принималось и какие аргументы сыграли тогда ключевую роль? Об этом мы беседуем с руководителем Ространснадзора Виктором Басаргиным:

– Виктор Федорович, в эти дни исполняется 15 лет системе саморегулирования в строительной отрасли. Первые СРО были зарегистрированы 13 января 2009 года. Создание и первые шаги внедрения системы СРО пришлись на то время, когда Вы были Министром регионального развития Российской Федерации, и от Вас зависело, быть ей или не быть. Для Вас это было трудное решение?

– Оно было не трудное, а скорее новаторское. На самом деле, это была инициатива не Минрегиона России. Идею саморегулирования в строительстве продвигал экономический блок правительства в лице Минэкономразвития  и Минфина России.Они на этом настаивали, и сейчас, работая в надзорном органе, я в большей степени понимаю, на что это было направлено.

Сама идея саморегулирования была очень интересной: решение о доступе
на стройку компаний принимает само профессиональное сообщество,
а не государственный лицензионный центр. Кроме того, 2007-2008 годы сопровождались громкими авариями на объектах, причем с гибелью людей. Кровли не выдерживали снеговой нагрузки, рушились здания, и все проверки выявляли одно: были нарушены строительные нормы, а контроль был недостаточным.И, естественно, возникал вопрос: кто ответит за нанесенный ущерб от некачественных строительных работ?Были споры
о том, что либо стройка пойдет в систему страхования рисков, либо будет создан собственный механизм компенсаций за ущерб, т.е. саморегулирование
с компенсационными фондами. Было принято решение, что не государство, а сами строительные организации будут создавать такой механизм. Поэтому экономический блок активно настаивал на саморегулировании, чтобы уйти от госгарантий.

– Именно тогда начали приниматься поправки в Градкодекс?

– Да, именно так.  Строительный комплекс фактически был первопроходцем
в системе СРО, и первые настоящие СРО появились именно здесь – с требованиями
к членам и реальной материальной ответственностью.

Первые шаги давались с болью. Весь строительный комплекс разделился почти пополам – было очень много обращений в Минрегион России, и у меня на столе с одной стороны лежала огромная кипа писем о том, что  саморегулирование ни в коем случае вводить нельзя, а с другой стороны – такая же кипа обращений, что это обязательно нужно сделать. И кто-то должен был поставить точку в этом обсуждении.

– Я так понимаю, что точку ставили Вы? Все, кто стоял у истоков СРО, вспоминают совещание в Минрегионе России, на которое приехали представители профессионального сообщества и Российского союза строителей, – и после этого Вы приняли решение вводить систему СРО.

– Скажу так: точку поставил Владимир Владимирович Путин. Я приехал к нему докладывать ситуацию, и он тоже мне показал две стопки обращений: за СРО и против.А мы уже провели совещание, о котором Вы упомянули. Была понятна позиция профессионального сообщества, что оно в большей степени склоняется
к саморегулированию. Я сказал Президенту: несмотря на то, что мнения разделились почти пополам, логика подсказывает, что нужно переходить на саморегулирование.
И тогда он ответил: значит, саморегулированию быть! С этого момента все и началось.

Очень болезненно это было воспринято со стороны нашего Федерального лицензионного центра, и я очень сожалею, что в процессе ликвидации ФЛЦ была в какой-то степени уничтожена сложившаяся база компаний, которым были выданы строительные лицензии, а таких лицензий было почти 300 тысяч. Если бы эта база сохранилась, мы бы понимали, сколько на рынке присутствует строительных, проектных и изыскательских компаний, в каких регионах они работают и какие работы ведут. Можно было бы очень легко определить, в какую территориальную СРО должна войти компания, размеры
и количество этих СРО. Мы могли бы разделить компании по видам работ, и это могло бы стать входным билетом в систему СРО. А для тех компаний, которые не имели лицензий, но входили бы в СРО, можно было бы выставить повышенные требования. Но база ФЛЦ была утрачена, и все пришлось начинать с нуля.

– Но как могло получиться, что ФЛЦ не передал базу Минрегиону России? Он же был вашим подведомственным учреждением, хотя очень яростно боролся против системы СРО?

– Да, он был наш, и руководитель ФЛЦ, как нам казалось, тоже был наш, и мы думали, что все держим под контролем, но нам в итоге осталось только собирать осколки этой базы. И в итоге лицензии просто закончили свое действие, а все компании должны были вступить в СРО на общих основаниях  вне зависимости от того, имели они лицензии или нет. Поэтому первые шаги дались очень непросто.

– Идти, как я понимаю, приходилось практически наощупь, поскольку ни в одной отрасли этого не делалось – все нужно было делать практически с нуля?

– Честно говоря, опыта не было никакого. Мы смотрели зарубежную практику – ничего подобного, как оказалось, там тоже нет. А нужно было подводить под саморегулирование законодательную, нормативную и методологическую базу, разрабатывать десятки документов с совершенно новой идеологией. Поэтому мы прорабатывали и обсуждали каждый шаг.

НОСТРОю, НОПу и НОИЗу было предоставлено право самим разрабатывать
и утверждать эти нормы, и поэтому съезды нацобъединений в первые годы проводились очень часто – нужно было решать многие организационные и правовые вопросы, обсуждать и принимать нормативные документы. Поэтому с одной стороны, было очень интересно, а с другой стороны явно ощущалось, что мы первопроходцы, и никто нам
в этом отношении не поможет.

Я помню, тогда было много вопросов, связанных с генподрядчиками – собирать их
в отдельную СРО, или они могут состоять в любой СРО наряду с другими компаниями? 
Но потом было принято решение, что генподрядчики  могут вступать в СРО по своему выбору.

Кроме того, мы очень много в то время говорили о создании современной нормативно-технической базы и Еврокодов с нашими СП и ГОСТами. Тогда мы предпринимали активные шаги по интеграции с Европой, и задача НОСТРОя была как раз гармонизировать  наши нормы с Еврокодами. Практически все ключевые Еврокоды усилиями НОСТРОя были переведены на русский язык и стали доступны для профессионального сообщества. Так что работа в первые годы была проведена очень большая.

Но знаете, я довольно часто общаюсь с коллегами – споры по поводу перехода
на саморегулирование до сих пор не закончились. До сих пор у него есть как сторонники, так и очень большие противники.

– А какие аргументы сторонники саморегулирования приводили при его создании?

– Главный аргумент – будет прозрачный механизм доступа на строительный рынок, когда профессионалы сами будут давать оценку своим коллегам, прежде чем принять их
в СРО. На первом этапе все это было отрегулировано и начало работать. Но часть приведенных аргументов не были услышаны и самое обидное, что не удалось уйти
от фирм «Рога и копыта». И если в первый год их еще было немного, то потом, когда стали активно развиваться региональные саморегулируемые организации, в них появились эти пустышки, которые, кроме стола и стула, ничего не имели, но тем не менее, входили в систему саморегулирования, платили взносы и  ни за что не отвечали. Это нужно отнести к минусам системы СРО.

– Реформа саморегулирования, которую провели в 2016-17 годах, оставила саморегулирование только для генподрядчиков, а субподрядчики, выполняя даже сложные работы, могут в СРО не входить, их теперь никто не проверяет
и ответственность за них не несет…

– Но ведь это был один из самых важных элементов системы СРО – вопрос профессионализма и ответственности СРО за своих членов! Если этот баланс нарушен, мне очень жаль. Будем надеяться, что больших проблем на стройке из-за этого
не появится, но решение это неоднозначное.

– Еще один очень спорный момент, который все бурно обсуждали, – это формирование компенсационных фондов СРО. Как принималось это решение?

– Идея создания компенсационных фондов была с самого начала – именно как формирование механизма ответственности перед третьими лицами за безопасность
и качество строительства. Потом, когда шло накопление средств, а качество строительства было приличным, начались  споры о том, как их использовать. Но на первом этапе мы
в эти процессы практически не вмешивались. Процесс накопления компфондов происходил успешно, и все это оставалось вне зоны интересов государства.

– А когда Вам стало понятно, что система заработала? Одно дело – дать ей старт, зарегистрировать первые 50-60 СРО, создать нацобъединения в конце 2009 года – но когда стало понятно, что система реально работает?

– С учетом того, кто стоял у руля саморегулирования с момента его запуска – президент РСС Виктор Забелин, первый президент НОСТРОЙ Ефим Басин, руководитель Аппарата НОСТРОЙ Михаил Викторов, вице-президент РСС Анвар Шамузафаров – саморегулирование в строительстве сразу заявило о своей дееспособности. Я считаю, что первые 2-3 года, после того, как прошли первые формальные мероприятия, выборы, разработка документов – система заработала в полную силу. Первые несколько лет становления были очень активными и интересными. Потом вся эта деятельность, на мой взгляд, стала менее публичной и более рутинной.

– Не пришлось в последующем жалеть о решении сломать государственную систему лицензирования и перейти на СРО?

– Нет, ни разу. Решение было правильным.

– Но ведь не прошло и двух лет, как на совещании в Минрегионе России уже обсуждалась проблема так называемых  коммерческих СРО.То есть, совсем быстро умельцы сделали из СРО бизнес, торговали допусками, а не проверяли компании на соответствие требованиям. И тогда строители заговорили: мы раньше покупали лицензию ФЛЦ – теперь мы покупаем допуск, так в чем же разница?

– Да, к сожалению, это произошло, потому что такие СРО, как правило, устанавливали довольно низкие взносы и брали, что называется, числом, а не умением.
И оказалось, что можно было ничего не иметь, а просто купить допуск СРО. Через несколько лет выяснилось, что очень многие компании в этих СРО были «бумажными»,
и даже взносы в компенсационные фонды – виртуальными. Это беда не только системы СРО, а любой системы, где есть регистрационный взнос за вход. Но, как я понимаю, реформа 2016 года многие подобные СРО из системы саморегулирования вычистила.

– Увы, эта реформа вычистила и такое понятие, как отраслевые СРО – как Вы помните, они были созданы одними из первых и собрали на своей площадке компании Спецстроя России, строителей атомной, дорожной, транспортной, нефтегазовой отраслей….

– Мы, честно говоря, тогда этим СРО даже завидовали, говорили: вы слишком выделяетесь!  Потому что в отличие от других СРО, особенно в регионах, здесь была жесткая вертикаль, очень жесткие требования к членству и не менее жесткий контроль
за работой членов. Спецстрой России,  дорожники и атомщики первыми создавали такие СРО, потому что стройки нельзя было остановить, и перед ними стояла задача очень оперативно перейти от лицензирования к саморегулированию. Отраслевики отлично с этим справились, жестко контролируя все процессы. Они своими требованиями отсекли всех, кто не соответствовал определенному уровню, и не допустили их на свои стройки.

По факту, отраслевые СРО выполнили то, на что и рассчитывал Минрегион при переходе на систему саморегулирования, – они собрали все свои специализированные организации и профессионалов в одном месте и контролировали их деятельность.
И делали это лучше, чем в целом СРО по стране.

Устранение отраслевого принципа вряд ли улучшило ситуацию. Думаю, что особого смысла в этом решении не было. И если говорить с точки зрения надзора, все объекты повышенной опасности обязательно должны быть под контролем организаций, которые отвечают за их работу, обучают кадры. Поэтому отраслевиков нужно было, наоборот, поддержать.

– Вам приходилось в последующем  докладывать Президенту и Правительству, как идут процессы в саморегулировании?

– Регулярно. Я думаю, что раз в полгода мы делали такой доклад. И Владимир Путин также активно встречался и с представителями строительного комплекса и с руководством нацобъединений. Ну, а с учетом того, что это шло в то время, когда строились объекты АТЭС и Олимпиады, то внимание к строительной отрасли и ее управлению было огромным. И со стороны руководства страны я ни разу не увидел сомнений в принятом
в 2008 году решении.

– Что Вы пожелаете системе СРО и всем ее участникам в честь 15-летия?

– Не останавливаться! Нужно постоянно развиваться, видеть и учитывать настроения в отрасли. Строительный комплекс при всех его масштабах очень  ранимый, он зависит
от людей, от руководителей, от заказчиков. И здесь, как нигде нужен профессионализм  –
на всех этапах, у всех участников. Поэтому система саморегулирования здесь  должна играть ключевую роль.

– Спасибо за беседу!

Лариса Поршнева

Специально для СРО Союз «МООСС»